ЗФБ-2020, Кто запретит?

[daisyo]

Рабочее название: "Вжсяни папапа"
Во всем нижеизложенном просим винить вэньский чат.
Наш первый опыт в бессюжетном, бездуховном и безобоснуйном порно!

Название: Кто запретит?
Канон: Mo Dao Zu Shi/Магистр дьявольского культа
Автор: ДайСё
Бета: WTF MXTX and Triple Cultivation 2020
Размер: мини (2016 слов)
Пейринг/Персонажи: Вэй Ин (Вэй Усянь, Старейшина Илина)/Вэнь Жохань
Категория: слэш
Жанр: PWP
Рейтинг: NC-17
Краткое содержание: Вэй Усяня ведет с его волос.
Примечание/Предупреждения: только не спрашивайте, как они вообще оказались в одной постели. Автору об этом не доложили, а потому - AU, OOC, ER, фетиш на волосы. Спонсор описаний - дунхуа "Магистр дьявольского культа".

обалдеть от наглости Вэй Усяня

Заклинатели носят длинные волосы. Это показатель силы, это повод для гордости: у слабака не будет гривы до пояса, ци истратится на другие нужды. А уж обычному человеку такой не отрастить и за всю жизнь. Если у кого в великом клане пряди не прикрывают ушей — наверняка смахнуло когтями твари или чужим клинком. Иначе лежали бы в тугом пучке, свивались в сложную прическу, качались хвостом вдоль спины — были бы, одним словом.

У Вэнь Жоханя волосы не до пояса, куда длиннее. Он не подбирает их, не завязывает в узел и не плетет в замысловатую косу, только сверху закалывает клановым украшением. Золотая цепочка, спускающаяся на лоб, тонет в этом ночном море и едва видна.

Вэй Усяня ведет с его волос. Такие длинные: встанет — упадут ниже колен. Такие густые: запустишь пальцы — завязнут, еле вытащишь. И гладкие, будто косы у шицзе, нет, еще глаже.

— Можно? — он прекрасно помнит, что волосы — гордость заклинателя, что не каждому дозволено касаться. Да и робеет немного. Это вам не Цзян Чэну пучок на макушке трепать, это глава Вэнь.

— Нужно, — отвечает Вэнь Жохань, и Вэй Усянь проводит рукой, собирает этот темный шелк в ладонь — а пальцы едва смыкаются. Он подносит пряди к лицу, касается губами. Мягкие. Словно кисточка на цзянском колокольчике, словно шерстка у котенка.

Ох, правильно Лань Цижэнь говорил, что он рушит все представления о возможном и допустимом. Сравнить, хоть и в мыслях, главу Вэнь с котенком! Хотя на ощупь в самом деле похоже.

— А еще ты можешь намотать их на руку, — улыбается Вэнь Жохань.

Вэй Усянь представляет себе это — как оборачивает черные пряди вокруг запястья раз, другой, третий и как Вэнь Жохань медленно запрокидывает голову вслед за его движением — и быстро облизывает губы. Во рту мигом становится сухо и горячо.

— Ваши старейшины подвесят меня на восточных воротах Знойного дворца, — говорит он совсем не то, что хочет. — За неуважение к главе ордена.

В ответ Вэнь Жохань только усмехается.

— Да кто ж им позволит.

Он сидит на кровати спиной к Вэй Усяню, полуобернувшись так, чтобы и в лицо смотреть, и волосы, по плечу стекающие, перебирать ничего не мешало. Белое с алым все еще облекает его, окутывает клановыми цветами. Не парадные одежды, нет: их слишком долго снимать, Вэй Усяню никогда не хватает терпения, и он обычно сердито сдергивает все пять слоев под веселый хохот Вэнь Жоханя. Сейчас на том повседневное облачение: три покрова солнечной ткани и двойной пояс с черным шнуром. И заколка-гуань на голове.

К этой заколке Вэй Усянь относится двояко. Она стягивает сразу несколько прядей — значит, ее просто необходимо убрать. Но к ней крепится цепочка с зачарованной подвеской, той, что отсвечивает золотом и колет льдом, если дотронешься. А ее Вэй Усянь снимать не хочет: красиво.

— Почему нельзя вплести эту штуку прямо в волосы, — бормочет он и проводит ладонями по вискам, по щекам, по подбородку.

Вэнь Жохань смеется.

— Запутается.

Ну конечно. Вэй Усянь сам и запутает. Чтобы держалась крепче.

Он пропускает темное и мягкое между пальцами — пусть уже из его руки льется водопадом — и придвигается вплотную. Касается губами изящно очерченного уха, проводит по нему языком. Вэнь Жохань длинно выдыхает и слегка опускает плечи. Ворот с алой оторочкой запахнут под самым горлом, и это неправильно, почти непростительно. Вэй Усянь подносит к нему руку — ту, что все еще не отпустила черные пряди — и сдвигает в сторону. Из-под трех слоев ткани показывается белая кожа, гладкая, не тронутая шрамами.

— Ты так прикасаешься, будто боишься обжечься, — Вэнь Жохань поворачивает голову и трется щекой о его висок. Вэй Усянь не стал бы спорить. У главы Вэнь в жилах пляшет живое пламя, тронешь без спросу — полетишь пеплом над Безночным Городом.

Он до сих пор иногда не верит, что как раз ему — можно.

— Нет уж, главы Вэнь я не боюсь, — фыркает Вэй Усянь и запускает руку под нижние одежды. Ладонь льнет к горячей коже, окутывается ее жаром. — Глава Вэнь позволяет мне творить с собой такое, что пугаться совершенно некогда.

Вместо ответа — согласный смешок. Пояс Вэнь Жохань развязывает сам, сбрасывает рядом с кроватью — два слоя плотной ткани и черный шнур. Вэй Усянь, не удержавшись, распахивает на нем ханьфу и обнимает уже обеими руками. Между пальцами левой все еще зажаты бесконечные темные пряди, текут по обнаженной груди.

Сам Вэй Усянь давно уже горит желанием, оно почти переродилось болью, и хочется обхватить Вэнь Жоханя крепче и повалить на себя. Но эту жажду он пока давит. Куда слаще скользить ладонями по вышитому шелку, по теплой коже и чувствовать, как от его ласки становится тяжелым и прерывистым чужое дыхание. Осознавать с восторгом: это он, он способен сделать так, что недосягаемый для прочих глава Вэнь будет стонать и вздрагивать от наслаждения. Никто больше, только он.

— Неужели ты научился терпению в весенних играх? — с деланым изумлением спрашивает Вэнь Жохань.

— Ни за что, — серьезно отвечает Вэй Усянь и опускает руку ниже, под завязки штанов.

У Вэнь Жоханя… он сказал бы «крупный член», но понятия не имеет, с чем сравнивать. Чуть длиннее, чем у него самого, удобно ложится в ладонь. От этого движения Вэнь Жохань коротко выдыхает и слегка раздвигает колени. Вэй Усянь проходится пальцами то вверх, то вниз и едва сдерживается, чтобы второй рукой не сжать собственный. Нет, рано. Лучше погладить плечо, обвести ключицы...

Чувствовать Вэнь Жоханя хочется всем телом, и он наклоняется так, чтобы прижиматься грудью к спине. У самого лица — нежная мочка уха, ее можно втянуть в рот и обласкать языком. А шеи сзади, там, где немыслимые его волосы становятся еле заметным пухом на коже, — коснуться губами.

Левой ладонью, что льнет сейчас к животу, он ощущает слабую дрожь мускулов. А потом Вэнь Жохань приподнимается и трется бедрами о его вздыбленный член, и Вэй Усянь едва не стискивает пальцы слишком уж сильно.

Глава Вэнь ведь не мог иметь в виду то, о чем он подумал, верно?

Его оторопь, наверное, можно прочитать даже затылком — иначе почему Вэнь Жохань снова смеется?

— Где твое пренебрежение должным и подобающим, Вэй Усянь? Ты смело отрицаешь все правила днем, а стоит мне предложить что-нибудь ночью — только глазами хлопаешь.

— Эй, спать с главой великого ордена — это совсем не то же самое, что таскать вино в Облачные Глубины! — возмущается Вэй Усянь.

— Да, через стену лезть не надо, — соглашается Вэнь Жохань. Его рука накрывает ладонь Вэй Усяня, так и замершую на члене, и неторопливо водит ею вверх-вниз.

В кратком миге молчания Вэй Усянь представляет себе, что случится, если он и правда послушается Вэнь Жоханя. Как опрокинет на постель то пламенное, могущественное, что медленно дышит сейчас у него в объятиях. Как прижмет к простыням. Как уже под ним будут биться и извиваться от страсти. И эти волосы — они обычно стекают сверху, по плечам — рассыплются по белому шелку…

Он толкает Вэнь Жоханя в спину прежде, чем осознает собственное движение. Тот падает упруго, на руки, словно на тренировке, и Вэй Усянь на пол-удара сердца замирает: вот такого обхождения ему точно не спустят.

— Что застыл? — интересуется Вэнь Жохань, приподнявшись. Ворот, распахнутый на груди, сбился вбок, и одно плечо обнажилось почти на ладонь.

— Вы хоть знаете, что глав орденов нельзя просто так валять по постели и иметь? — выпаливает Вэй Усянь и захлопывает рот. Да что ж он всегда несет какую-то чушь, когда Вэнь Жохань рядом? Это уже почти смешно.

Вэнь Жохань презрительно усмехается.

— Хотел бы я взглянуть на того, кто запретит мне выбирать вкус наслаждения.

А вот сейчас ему точно разрешили, да так, что любой бы понял — и у Вэй Усяня снова резко пересыхает во рту.

Он кладет руку между лопаток и слегка нажимает: так, чтобы заставить лечь обратно. Под ладонью — три слоя белого и алого. И черные пряди поверх языков вышитого пламени.

Чтобы приспустить уже развязанные штаны, приходится откинуть полы солнечного ханьфу. У Вэнь Жоханя крепкие узкие бедра, он слегка раздвигает их, и Вэй Усянь тяжело сглатывает. И как тут учиться терпению в весенних играх, спрашивается?

Масло совсем недалеко, возле кровати. Оно пахнет хвоей и апельсином. Вэй Усянь набирает его в ладонь и медлит: он никогда не делал этого раньше кому-то другому, только себе несколько раз.

— Смажь пальцы и вводи понемногу, — подсказывает Вэнь Жохань.

Понемногу Вэй Усяню не хочется, ему этого недостаточно. Но надо бережно: он помнит, сначала всегда непривычно и чуть-чуть больно. Он не желает делать больно. Пусть лучше глава Вэнь стонет от удовольствия.

Пальцам скользко от масла и горячо от чужого жара. Вэнь Жохань коротко выдыхает и подается назад. Шелестят по простыням откинутые с поясницы полы его одежд — переливчато-розоватые, алые и чисто-белые. Вэй Усянь прикусывает губу и со второго раза справляется с завязками собственных штанов.

Чтобы не всадить сразу на всю длину, ему приходится сжать в кулаке чужое облачение. Самой головке члена жарко и тесно внутри Вэнь Жоханя — вот как это, значит, ощущается, если брать, а не принимать? — а собственное дыхание, прерывистое и взбудораженное, отдается в ушах эхом.

— Ты можешь не осторожничать, — Вэнь Жохань приподнимается, упершись ладонями в постель, и поводит бедрами так, что невозможно не охнуть. — Я не рассыплюсь от неловкого движения.

От этих слов Вэй Усяня уносит, и он вбивается до самого конца, почти до боли. Вэнь Жохань стонет и рывком вскидывается под ним — волосы, разметавшиеся по спине, стекают на простыни — а потом расслабляет мышцы и подается навстречу. Вэй Усянь, опомнившись, замирает было, но повелительное движение не дает остановиться.

Внутри Вэнь Жохань узкий и горячий, обволакивает жаром, как пар над купальнями. Он снова лежит лицом в белый шелк, пальцы то стискивают ткань, то отпускают. Вэй Усянь держит его за бедра, толкается вперед, стремясь войти еще глубже. Кожей он чувствует, как проходят волны дрожи по сильному телу под ним, как рвется из чужой груди тяжелое дыхание.

Потом Вэнь Жохань начинает отвечать. По члену раз за разом прокатывается еще большее наслаждение: его ритмично сдавливают по всей длине, то напрягая, то расслабляя что-то внутри. Вэй Усянь протестующе стонет: он же так долго не продержится! Вэнь Жохань тихо-тихо смеется в простыни и двигается сам, прижимается задом к его бедрам. Его хочется брать одновременно и резко — чтобы вскрикивал, чтобы прогибался в пояснице и скреб пальцами сбитую постель, — и нежно, обнимая и лаская губами. Он не знает, чего желает больше.

Вспомнив, как Вэнь Жохань взял его самого в первый раз — тогда было и сладко, и жутко, и руки путались в парадном облачении, — Вэй Усянь чуть отстраняется и выходит полностью. Напоенный ароматом масла воздух с непривычки почти прохладен для члена, а на бедрах Вэнь Жоханя стремительно истаивают покраснения от пальцев. На его теле никогда не выйдет оставить любовных отметин, слишком огромная для заклинателя сила слизывает с плоти любые следы.

Несколько мгновений Вэй Усянь тратит, чтобы полюбоваться этим зрелищем, а затем входит обратно, уже медленнее и чуть под другим углом. Вэнь Жохань длинно выдыхает, подается назад. Белое с алым сбилось у него на спине широкими складками, а черное и вовсе перелилось через плечо и разлетелось по постели росчерками туши.

Опираясь теперь только на одну руку, Вэй Усянь собирает второй это черное, шелковые пряди с шелковых простынь. Волосы едва умещаются в ладони, ссыпаются вниз, и чтобы, засмотревшись, не потерять ритм, приходится закусить губу.

Когда пальцы наконец сходятся, он приостанавливается и поводит кистью. Так, чтобы сложенные воедино волосы обернулись вокруг запястья.

Раз.

Другой.

Третий.

На руку ложатся широкие витки. Вэнь Жохань приподнимается, вновь упершись ладонями в постель, и прогибается, запрокидывает голову. Золотая подвеска сбилась и спадает куда-то к правому виску, Вэй Усянь видит ее даже из-за спины.

Внизу живота пульсирует почти мучительным наслаждением, по телу в солнечных одеждах тоже проходит дрожь. Вэй Усянь смещается вперед и, вбиваясь внутрь, одновременно прикасается губами. Толчок — к намотанным на запястье прядям. Толчок — к теплому уху. Толчок — к до странности открытой в таком положении шее.

Когда очередной поцелуй краем задевает подвеску, тут же охотно обжигающую холодом, ритм он теряет. Стискивает одной рукой темные волосы, другой — ткань простыни и несколько мгновений вколачивается беспорядочно и судорожно, пока не изливается и рвущее на части удовольствие не сменяется блаженным опустошением.

Теперь под щекой — шитый языками пламени шелк: руки перестали держать, и Вэй Усянь, обмякнув, навалился на все еще вздрагивающее от наслаждения тело. Сил, чтобы слезть, нет совсем, и член он вынимает лишь спустя некоторое время, как и не сразу сползает с расслабленно-удовлетворенного Вэнь Жоханя на постель.

— Нельзя же быть таким упоительным, — бормочет он, уткнувшись лицом в обнаженную шею.

Еще не родившийся смех отдается дрожью под губами.

— А кто посмеет запретить?

В самом деле, никто, соглашается про себя Вэй Усянь и прикрывает глаза. А пальцы он разжимать не станет. Разве что ладонью двинет трижды, сматывая с руки темные пряди: нехорошо, если Вэнь Жоханю будет неудобно лежать. А отпустить — не отпустит. Ему можно.