Осторожно! Режим "сделать хорошо" активирован!
Тамино Хотару, тебе сюда)) Сегодня у нас, значит, мистика в пристроечке?
Не в обзоры, мы тут просто дурью помаемся!
Не в обзоры, мы тут просто дурью помаемся!
- Не надо! - помотал головой Фурутака. - Я вам и на слово поверю, если уж так. Просто странно прозвучало, вот и все. "Так же странно, как ты, замком, и поэзия".
- А вот всё равно сыграю, - Хиджиката откровенно веселился. - Я обиделся и теперь буду доказывать, что ваши оскорбления... кстати, по-моему, вы всё-таки не из моего детства пришли... в общем, что беспочвенны. Вот.
Он снова поднялся и приволок из глубин пристроечки сямисен. Задумчиво тронул струны.
Я в упор не знаю, что можно сыграть на сямисене, поэтому дальше пойдут допущения музыкального характера.
- Конечно, не из вашего, - кивнул Фурутака. - Возраст-то разный. Я вас младше, кажется. - Он вздохнул. Ну вот, делать демону нечего, поразвлечься решил... ладно, остается надеяться, что совсем уж пытки сямисену не будет. И Фурутакиным ушам тоже.
Хиджиката решил быть милостивым и действительно сыграть. Потому что почему сямисен, собственно, обретался в пристроечке? Потому что Хиджиката на нём умел не только играть, но и виртуозно фальшивить. Первый раз пытка подобного рода была применена на Яманами исключительно из желания слегка подшутить. Потом Хиджикате объяснили, как это болезненно для знающих ушей, и он прибавил в свой арсенал ещё один нетравмотогенный способ добычи информации.
Негромкая лиричная мелодия пришлась как раз кстати под полутёмную атмосферу пристроечки.
- Ваше благородье, госпожа Удача.
Для кого вы добрая, а кому - иначе.
Девять граммов в сердце постой, не зови.
Не везёт мне в смерти, повезёт в любви.
Девять граммов в сердце постой, не зови.
Не везёт мне в смерти, повезёт в любви.
Нарочно он такую песню выбрал, что ли? Чошу снова уселся на пол, обняв колени - отчего-то он часто сидел именно так, привык уже - и молча слушал, наклонив голову на бок. Мешать не хотелось. А послушать - очень даже. Когда еще выпадет случай попасть на такое чудо, как они-фукучо-музыканта?
Да и просто нравилось, что уж греха таить.
- Ваше благородье, госпожа Победа.
Значит, моя песенка до конца не спета.
Перестаньте, черти, клясться на крови!
Не везёт мне в смерти - повезёт в любви.
Перестаньте, черти, клясться на крови!
Не везёт мне в смерти - повезёт в любви.
Хиджиката слегка грустно перебирал струны. А ведь потом этого мальчика придётся задерживать... Для шпионов, попавших в Шинсен - закон один. Жалко даже немножко. В принципе, хороший мальчик, когда его не надо срочно допрашивать. Хиджиката про себя усмехнулся: знал бы, на какое чудо попал. Большинство людей фукучё знало исключительно как существо, которое над сямисеном издевается похлеще, чем над пленными Чошу, предпочитая выплёскивать грусть в немелодичных завываниях. По-настоящему Хиджиката играл ещё в Шиекане. В Шинсене почти перестал - только пару раз с Кондо. Даже Окита уже не слышал... А почему сейчас? А захотелось.
- А дальше там к ситуации не подходит, - Хиджиката в последний раз дёрнул струну. - Ну как? Сочетаюсь я с музыкой?
- Сочетаешься, - Фурутака снова сбился на "ты". Слишком задумался, слишком увлекся слушанием. А играл Хиджиката и правда хорошо, сам Чошу музыкальных талантов был лишен, но оценить мог. Необычно...
В полумраке было видно не очень хорошо, но песня - грустная. О чем ты грустишь, Хиджиката? Впрочем, ты все равно не ответишь, а я не спрошу. Спросить бы, узнал или нет... хотя чего уж тут не узнать.
- Хорошо играешь, честно. Красиво.
- Тогда я ещё сыграю, - Хиджиката улыбнулся, - а потом спрошу, откуда ты всё-таки взялся.
На этот раз мелодия пошла другая. Тоже негромкая, завораживающая: Хиджикате захотелось немно-о-ожечко поддразнить недавнего пленника.
Говори, говори, мое счастье,
Говори, задыхаясь от боли.
Серебристым рассветом однажды
Я тебя обесчестил любовью.
Я когда-то безумное сердце
Положил, не спросясь, в твои руки,
И теперь мне уже не согреться
Я живу от разлуки к разлуке,
Убивай, убивай, мое счастье,
Эти копья заточены верно,
Эти крылья распахнуты настежь,
Это только твое, уж поверь мне,
И в моей перепутанной книге
Не найти ни полстрочки без крови.
Задыхаясь от ясности мига
Я тебя обесчестил любовью... - Хиджиката пел совсем негромко, слегка улыбаясь. Говори, говори, моё... счастье... где-где собрались заговорщики из Чошу?
vk.com/id35784542#/audio?q=%D0%B4%D0%B6%D0%B5%D... - ссылка на музыку, вдруг сработает?
- Я не твое счастье, Хиджиката, - одними губами произнес Чошу. - А поешь ты хорошо, правда. Обесчестил любовью... не о том ли допросе речь? Хотя какая уж там любовь... - он передернул плечами. - Но ты пой, пой. Когда еще я тебя послушаю? Да еще так мирно и тихо, - он поднялся и шагнул к двери. - Да и сердце твое - не в моих руках.
- Мне говорили, что у меня нет сердца.
Хиджиката тенью выпрямился и положил руки на плечи Чошу. Тот, как и следовало ожидать, был живым и тёплым на ощупь.
- И уж точно им никто не владеет.
Хиджиката не удерживал Чошу, просто держал руки у него на плечах. Он и так был уверен, что тот не побежит.
- Ты очень тёплый, призрак-сан.
- Они ошибались - те, кто так говорил.Сердце есть у каждого, просто не все хотят, чтобы другие видели, что оно есть, - Шинтаро замер на месте, не пытаясь вырваться. Просто спокойно стоял, ощущая тяжесть рук на своих плечах. - А владеет или нет - судить только тебе, Хиджиката.
Последние слова заставили улыбнуться.
- Ты этим удивлен?
Слова ударили гораздо сильнее, чем надо бы. Очень немногие - да что там, Кондо, Окита и сам Хиджиката - знали, что Хиджиката делал из себя демона целенаправленно. Что написал себе маску и с прихода в Шинсен старательно загонял себя под неё, убирая внутрь всё лишнее. Фукучё - дисциплинарная функция, ходячее наказание и командир. Ну и делает он то, что настоящим самураям делать грешно. Не подобает для того, кто олицетворяет участь врагов Шинсена, жалость к пленным? Долой её! жестокость подходит куда лучше. Не подобает весёлый смех и шутки? Долой! Заменим на ехидство и чёрный юмор, вот он кстати будет. Не подобает грусть? Человеческие проявления? Долой! Не грустит демон, не показывает боль. Что скрывается под маской - знал Кондо, с которым Хиджиката только и позволял себе побыть немножко больше человеком. Знал - с некоторых пор - Окита, с которым стали последнее время немножечко ближе... Знал, точнее, хотел, чтобы то, что он видел, было маской, Яманами. Всё. Для остальных - ореол страха и жестокости, ехидный смех и Устав.
А демонов Чошу наугад - попал... в то самое сердце, о котором говорили... больно...
- Я раньше встречался с призраками, - говорить нужно спокойно и слегка насмешливо, - и они не были такими возмутительно живыми. Может, ты не призрак, а демон?
Фурутака сделал короткий шаг назад, оказываясь еще ближе. Наверно, надо было бы бояться... а вот страха отчего-то не было. То ли сам ушел, то ли Чошу его прогнал... была лишь глухая тоска, причем не очень-то понятно - чья.
- Нет, я не демон. И не был им никогда, - он улыбнулся одними губами. - Ты хорошо прячешься. Искренне. Наверно, это и правильно, но как-то... слишком уж жестоко. Для тебя.
Он чуть прикрыл глаза.
Чошу теперь стоял ещё ближе, небольшой шаг - и прижмётся спиной. А ещё он не боится, совсем... только говорит... разное... ох, Фурутака, это что - месть? За тот допрос? Тогда я тебе, теперь ты мне - душу иглами да огнём... больно... так больно... главное, чтобы пальцы не дрожали...
- Ты же все равно знаешь, что я прав, Хиджиката, - тихо, шепотом. Больно. Очень больно. Не тебе, Шинтаро - ему. А тебе - потому что говоришь правду, и вы оба это знаете. А остановиться отчего-то не получается. Еще шаг назад, и Фурутака прижимается спиной к замкому. Теперь - даже если захочет, не успеет быстро увернуться. - Ты меня назвал призраком? Забавно... а придумай тогда живым?..
Обернуться бы сейчас, да нельзя. Не получится.
Чошу подошёл уже вплотную, спина - к груди: тепло... живое тепло... а руки уже не лежат на плечах, а почти обнимают... и недоощипанный на допросе хвост шею щекочет... какой же он живой, ками-сама...
А маска с лица - осколками, а ронять нельзя... совсем нельзя... завтра же её снова носить придётся... да и сейчас... и молчать нельзя, он же снова говорить будет, и говорить нельзя - застонать можно... и больно уже физически - в груди слева...
- А ты и так живой, - кажется, голос всё-таки почти нормальный? - мёртвые такими тёплыми не бывают. Уж поверь, я их в своей жизни навидался.
- Конечно, живой. Меня и не убивали. Ты же все равно меня узнал, Хиджиката, правда? - повернуться лицом к замкому, не разрывая объятия, сложно, но получилось. Как и прижать ладонь к груди. там, где сердце.
Зачем все это - и разговор, и жесты? Какая тебе-то разница, Шинтаро? Никакой. Но уйти не получается. И даже мыслей не возникает. Может, так и надо?
Фурутака имел привычку следовать своей интуиции.
- Оно ведь живое. И бьется. Очень больно? - сквозь одежду ощущались толчки. А тепло иногда унимает боль, кажется...
- Узнал. Призраки - не такие. Видел раньше. - Говорить получалось только отрывисто, короткими фразами.
Глаза в глаза - и ведь сейчас всё по лицу прочитает. Впрочем, и так уже ведь понял всё. Не разговор, не общение - поединок. Я начал, и даже пару раз слегка оцарапать сумел... а потом ты ударил, и теперь у меня нет сил даже меча поднять... даже закричать от боли... только в клинок вцепиться, чтобы тебе было сложнее его в ране проворачивать... да проку-то, только ещё и руки себе изрезал...
Чужая ладонь - на грудь, слева. Тепло. Чужое тепло, его не взять, не согреться... кажется, сердце бьётся с перебоями... когда-то слышал, что от слишком сильной боли оно и остановиться может... убиваешь, Чошу... медленно и мучительно убиваешь... больно... и в глазах всё плывёт, как перед обмороком... нельзя, слышишь? Стой и дыши...
- Я Фурутака, замком. Ты ведь помнишь. - Что с тобой, Хиджиката? Глаза злые, сощуренные... и совершенно не такие, какие помню. Больные. Горькие. Растерянные. Не смотреть бы в них ,но нельзя... ударил по больному? Не хотел ведь, не думал, что так отреагируешь... и все, что приходит в голову - обнять, прижимая к себе и пытаясь унять боль своим теплом. Забирай, если нужно, демон, но не смей падать. Слышишь? Забирай, если нужно. Только дыши ровней. И не падай.
- Так у нас получается часто... - зачем-то шепчет Чошу. Еле слышно.
- Пом... ню... - чужое лицо всё сильнее плывёт перед глазами, расплывается, нельзя, мне ещё нельзя умирать, Кач-чан без меня не справится, отряду нужен демон... демон, а не человек... не тот, что живёт и страдает, а тот, которого бояться можно... Убивай, убивай, мое счастье, эти копья заточены верно, эти крылья распахнуты настежь, это только твое, уж поверь мне...
Болью по сердцу - резко, как мечом, и своя ладонь спешно прижимается к груди - поверх чужой.
А еще можно обнять крепче, прижать к себе и забыть при этом, что перед тобой - враг, беспомощный и беззащитный сейчас. Обнять, унимая боль - но не получается, шептать что-то бессвязное, прося вернуться, не умирать, не сдаваться... Что же ты, Хиджиката? И на том полустоне до крика, когда горлу хрипеть не пристало, мои губы поймают тень блика, мои губы поймают сталь жала... И играет же в памяти!
Шинтаро потянул замкома вниз, на пол, то ли сталкивая, то ли усаживая. Отпускать и не собирался. Тень блика, да? Наверно, безумный поступок, но ничего не пришло в голову, кроме как осторожно поцеловать сжатые от боли губы - просто прикоснуться - и попросить:
- Приходи в себя, слышишь? Не умирай тут.
Кажется, падает куда-то вниз... нет, кто-то поддерживает, не даёт удариться о твёрдый пол... зря, боль в ушибленных коленях могла и отрезвить... Пальцы до боли сжимаются на чужой руке, прижимая к сердцу - может, хоть биться нормально будет... Что-то тёплое к губам, живое... возмутительно и нагло живое... да ещё и говорящее что-то...
- Я всегда считал, что для Чошу моя смерть выгодна. - Слова произносятся как-то сами, ещё разобрать бы, произносит ли их полуслетевшая маска или сам? Кажется, сердце всё ещё бьётся... даже странно...
- Неважно. Умирать тут вздумал! - это звучит с такой смешной сердитостью, что Фурутака улыбается. Прижимает ладонь к сердцу Хиджикаты, пытаясь унять боль Получается? Пока непонятно... бледный как полотно замком сидит рядом, и если и воспринимает реальность - то не очень понятно, как именно. А значит, можно поцеловать еще раз, это, кажется, помогает - легким осторожным касанием. - Не умирай, Хиджиката. Не надо. Слышишь меня?.. Я тебя не пущу умирать, не дождешься.
Боль становится ещё даже сильнее, но сквозь плотную завесу непонятно чего уже различаются отдельные слова. Кажется, почти остановившееся сердце снова забилось: рвано, слабо, но забилось. И думать полегче... точнее, хоть как-то получается...
"А ещё меня целуют. Это что тут такое - допрос Чошу, часть вторая: от перемены мест слагаемых сумме трындец?"
- Как, интересно, следом побежишь, руками протестующе размахивая? - видимо, маска слетела всё же не до конца, это явно её защитная схема. Тем лучше. Ох, как больно. Но дышать, кажется, получается.
- Нет, просто буду так сидеть, обнимать... могу еще раз поцеловать, ты учти, - подумав, Фурутака вспомнил про чай. Нашел, налил в чашку, а чашку поднес к губам замкома. - Пей, может, легче станет? - ладонь легла на плечо, обнимая и поддерживая. Чошу совсем не ожидал, что его случайная фраза попадет в такую точку.... И давать умереть Хиджикате не собирался.
бригада по реанимации Хиджикаты, блин.Обнимают и отпаивают. Совершенно наглым образом обнимают... ну и пусть, так даже лучше, так можно почти лежать на чужих руках, не напрягаясь лишний раз. Чай настоялся даже слишком, уже почти горький, но и это лучше, так проще вкус чувствовать... Постепенно начинают возвращаться ощущения, больше их не затмевает боль... только туманит, и сердечный ритм, кажется, выровнялся, хотя и бешеный он сейчас... Живой. Всё-таки живой...
"Ещё нет. Сердце ещё может подвести. Особенно если снова ударят. И дёргаться в ближайшее время точно нельзя. Ещё опасно".
- Мне уже страшно, - в хриплом голосе прорезалось ехидство. Ну, точно - кажется, получилось не умереть. "Так вот что тебе, они-фукучё, для жизни-то надо - поцелуй красивого мальчика. Тьфу..."
Ага, она самая. Зато вытащили. Вроде.- Не бойся. Я ничего против твоей воли делать не стану. Если честно, и я первый-то раз поцеловал от отчаяния - больше ничего придумать не смог, - Фурутака сел поудобней, почти держа Хиджикату на руках. Принялся легко водить круговыми движениями по груди, словно пробуя так согреть сердце. Он уже ничему не удивлялся, а своему стремлению спасти Хиджикату от смерти - тем более. - Ты как, полегче?
Вытащили, вытащили, вроде больше помирать не рвётся.Потолок слегка кружится где-то очень далеко в туманной дымке. Слова Чошу тоже словно бы расплываются, но слышны отчётливо. Да. Так - правильно. Сейчас нужно полностью расслабиться, и тогда сердецный ритм должен выровняться... или не выровняться. Тогда сердце остановится. Но сейчас шансы уже примерно равны, а пару минут назад их почти не было.
Осторожные, почти испуганные касания груди. А мальчик-то, оказывается, перепугался изрядно. С чего бы? Враг ведь...
- Должен признать, что из многочисленных покушений, предпринимаемых на меня, это было самое удачное, - говорить, а не выдыхать едва слышно ещё не получается, и пока ещё не получится. Ничего. Расслышит.
- Это не было покушением. Я не ждал, что случится такое и так, - Фурутака очень серьезен. И почти спокоен, хотя ситуация-то у него двусмысленная... но Хиджиката вроде начинает приходить в себя, и это хорошо. Жить точно будет. Он упрямый, демон Шинсена. - Не думал, что причиню тебе боль. Понял бы, если бы это был кто другой, но я... я ведь никто тебе, Хиджиката. - Он принялся легко гладить замкома по волосам. - А поешь ты хорошо.
Ещё и гладит! Ну уж нет. Хиджиката с явным трудом поднял руку и отвёл чужую ладонь. "Вот ещё всякие Чошу меня не гладили! Он мне что - Кондо?!" Сердце от преждевременного усилия снова замерло на секунду, но вроде бы справилось.
- Ну почему же никто? - а ведь и впрямь... - Нас это демоново во всех смыслах место связало похлеще, чем братьев или супругов... Раз уж я тебя пытал, а ты ухитрился выжить - никем мы друг другу уже точно никогда не будем.